― А с именем Бога чего?
― А ничего. Знаешь, что это? ― Он ткнул пальцем в клочок пергамента из шкатулки.
― Нет.
― Это кусок кожи с этого самого вампира. Если содрать с кого-то кожу, начертать, как я понимаю, вот это самое заклятие и вложить тому в рот, то получится оный самый голем. В данном случае ― анимированный вампир, выполняющий приказы хозяина, неуязвимый для магии и почти неуязвимый для любого оружия. И знаешь, что случилось?
― Что? ― уже всерьез заинтересовался я.
― Одна из твоих пуль попала ему как раз туда, где лежал этот кусочек его собственной кожи. И разорвала его, разрушив целостность заклятия. Шанс повторить ― один на миллион. Пока клочок цел и он у него внутри ― ты ничего не сможешь с этой дрянью сделать. Разве что взорвать.
Васька замолчал с многозначительным видом. Да и было с чего такой вид иметь ― если он прав, то и впрямь попасть так, чтобы разрушить пергамент с управляющим заклятием… В следующий раз меткости может и не хватить. А вот насчет взорвать…
― А срубить башку?
― Можно, ― кивнул собеседник. ― Но топор завязнет, или чем там рубить собираешься. Я же не просто так рассказывал, как его песком набивали.
― Ага, ― кивнул я, подтверждая, что усвоил информацию. ― Вась, так что у нас с преступностью деяний в этом случае?
― Если реально, то никак, ― поморщился Васька. ― Вампиры вне закона, нигде не сказано, что по отношению к ним существуют запретные чары. Другое дело, что этот самый вампирский голем напал на человека. Это уже преступно, однако…
Васька лишь скроил совсем тоскливую гримасу, и я закончил фразу за него:
―…Никто не может доказать, что этот вампир-голем был работой рук упомянутого колдуна.
― Верно, соображаешь, ― подтвердил некромант. ― Если даже магическое воздействие между ними засекли, то колдун всегда отмазаться может. Скажет, что обуздать чудовище пытался. И то, и другое ― управляющие заклятия.
― Хорошо, ― кивнул я разочарованно. ― А что по второму покойнику?
― По второму, если честно, тоже не все в порядке, ― без энтузиазма сказал Васька. ― И тоже слабо доказуемо.
― Что именно? ― уточнил я.
― А то, что в покойнике ничего не осталось. Его даже подъять невозможно.
Васька так и сказал ― «подъять». Надо же, каких мы слов нахватались, это тебе не простецкое «поднять».
― Ты объясни, я все же в некромантии этой твоей…
― Чтобы труп подъять, надо хоть за что-то зацепиться. За сознание умирающее, за след души ― за что угодно. Надо установить связь между малым ― отрезанным пальцем, например, и целым, что лежит в круге. А в этом ― пустота, будто он никогда живым и не был. Хоть пополам его пили, все без толку. При этом ясно, что был он живым, и есть на нем след заклятия, которым это проделано.
― Прочитать сможешь?
― Не, куда мне! ― отмахнулся Васька. ― Очень сложное. И ожог у него на груди от сгоревшего амулета. Думаю, что в этом амулете и было заклятие прошито. Как клиент помер, так его и почистило.
― Ты об этом говорила? ― спросил я Машу.
― Об этом, ― подтвердила она. ― Этот амулет ― телепорт, но для нематериальной составляющей.
― А ты откуда все это знаешь? ― решил я уточнить.
― Оттуда, что это не Пантелея работа изначально. Он его модифицировал. Такие амулеты для перемещения духа делал еще мой учитель.
― А Пантелей… ― начал я догадываться.
― Пантелей тоже его ученик, ― сказала Маша. ― Только разошлись они раньше, лет сколько-то там назад.
― Отсюда ты его и знаешь?
― Отсюда и знаю, ― кивнула колдунья. ― Я его раньше только на фотографиях видела, до того как он опять в Царицыне объявился.
― А учитель твой где? ― спросил я с надеждой.
― Умер недавно. Год назад примерно. Старый он был.
В общем, посидели мы у Васьки еще с полчаса, но уже совсем ничего полезного не выудили. Что он знал, то нам и сказал. Пусть не много, но и не мало. Самое главное, для меня самого все уже ясно стало ― волшба Пантелея зла и незаконна, а потому, если дело правильно повернуть, можно добиться того, что за него награду предложат. Можно. Но не сейчас. Пока доказательств маловато.
Васька со своей демонической Лари, по-прежнему таинственно улыбающейся, вышли проводить нас на крыльцо. Мой взгляд опять упал на поросенка, привязанного к ноге эльфийской статуи.
― Вась, а это что? Пополнение коллекции искусства?
― Да нет! ― отмахнулся тот. ― Оказал тут услугу малую Петру-мяснику, забесплатно вроде как, а он возьми да и притащи кабанчика. Ума не приложу, что с ним теперь делать. И отказаться неловко было.
― А ты его умертви, затем подыми и двор охранять заставь, ― подначил я Ваську. ― Будет такой свинский охранный зомби. На страх врагам.
Тот, судя по всему, пропустил мое заявление мимо ушей, и мы распрощались.
Следующим пунктом нашего путешествия вновь стал околоток. Намерен я был пообщаться не с кем-нибудь, а с самим господином становым приставом Степаном Битюговым. Маше посещать повторно околоток очень не хотелось, это было заметно сразу, но я на ее присутствии настоял. Мало ли что подтвердить придется? А Маша, как ни крути, свидетельница.
Когда мы подошли к большому подворью, огороженному частоколом с колючкой поверху, в котором находились и сам околоток, и маленький острог на десяток камер, и пресловутая «банька», Маша поморщилась, но ничего не сказала. Было тихо, на крыльце болтали и курили двое урядников в форме. Вдоль забора выстроились пять уряднических «виллисов». Лошадей вообще не было видно ― видать, всех в конюшню загнали. Вообще утро воскресенья ― самое тихое время в городе. Кто кутил с пятницы на субботу и с субботы на воскресенье, как раз сейчас отсыпаются. А кто кутит каждый день, все равно по утрам спит.