― Кого я вижу, ― произнес Вова Труба, уставившись на меня своим тяжелым взглядом. ― Кого нам боги принесли навстречу.
― А боги ли? ― подхватил в тон шофер.
― Нет, не боги. Я сам приехал, ― сказал я, сдвинув руку поближе к кобуре.
― Не мацай волыну, не надо, ― покачал головой Труба.
Южанин с шофером напряглись. Я ничего не сказал ― лишь продолжал молча смотреть на их атамана.
― Не надо дергаться, ― повторил он. ― Мы не хотим поднимать шум в городе. Нам и так инцидент в трактире дорого обошелся. Штраф, время, наши личности попали в бумаги жандармского ведомства.
― И?.. ― лаконичней некуда спросил я.
― И… ничего. Проезжай. В другой раз увидимся, ― сказал Труба, задумчиво глядя на меня.
― Назад сдайте, ― сказал я, руку от кобуры все же не убирая.
― Сдай чутка, ― скомандовал Труба водителю.
Тот резким движением со скрежетом воткнул заднюю передачу, «козел», фыркнув двигателем, подался назад на пару метров.
― Вот еще что… ― задумчиво сказал Труба. ― На первый взгляд начали мы. Но драки хотели вы. Зачем?
Я просто пожал плечами.
― Понятно, не ты там главный, ― кивнул он, или и в самом деле так решив, или провоцируя меня на «битье в грудь». ― Эта, в тюрбане, у вас за главную. Кто она такая?
Я снова пожал плечами, затем сказал ему:
― Извини, что задерживаю.
Демонстративно отвернувшись, тронулся с места и поехал по улице к постоялому двору, спиной ощущая взгляды охотников за головами. Чует мое сердце: если мы отсюда скрытно и быстро не уедем ― быть проблемам. Причем таким большим, что дальше крематория не унесешь, при всем желании.
Больше никого из их компании я по дороге не встретил ― и то хорошо. Машину поставил перед гостиницей, прямо под окном нашего номера, старательно прижав ее задним бампером прямо к стене. Выпрыгнул, почти бегом взбежал на крыльцо, вошел в полутемный холл. Хозяин сидел за деревянной стойкой, читал газету и слушал музыку через черную тарелку радиорепродуктора. К моему удивлению ― классику. Впрочем, может, и не слушал ― так, играла она у него для шума, и все. Он поднял глаза от газеты, сказал:
― Спрашивали вас.
― Кто?
Я, грешным делом, подумал, что кто-то из жандармского участка заходил по поводу происшествия.
― Мальчишка, Филимоновых сын. Спрашивал, можно ли с вами завтра увидеться?
― И что вы ему ответили?
― Сказал, что до завтра у вас в любом случае оплачено. Не так что-то?
― Нет-нет, все правильно, ― ответил я.
Я быстро взбежал по лестнице на второй этаж и постучал в дверь нашего номера. Никаких мальчишек Филимоновых я здесь не знаю. Тут импу подземному понятно, что кто-то его подослал, подкинув немного денег, чтобы тот поинтересовался, до каких пор мы в Бродах еще пробудем. А кто так тайно интересоваться мог? Тот же имп и это понял бы: Вова Труба со своей бандой. Не забыл Вова о нас, а к тому времени, когда мы с ним столкнулись, он уже знал, что мы до завтра как минимум будем здесь. Вот и предпочел на улице ничего не устраивать.
Дверь номера мне открыли без вопросов. Маша умеет опознавать, кто стоит за дверью, и я почувствовал, как ее магия слегка мазнула по мне. Хорошо быть колдуньей: и выглядывать за дверь не надо. Можно проверить, кто там, и если кто неправильный, то прямо через дверь по нему и долбануть, прикинув, где стоит. Она, судя по всему, так сделать и собиралась, держа в руках здоровенный и уже привычный ей пистолет «маузер» с примкнутым прикладом. Дверные доски он как бумагу прошил бы своими быстрыми и тяжелыми пулями.
― Собрались? ― спросил я, оглядевшись.
― А чего нам собираться, ― ответила Маша. ― Мы и разобрать сумки не успели. Что делаем?
― Хрупкое у кого-то что-то есть?
― Бросай, бросай, ― угадала мою идею Лари.
Я перевесился из окна с ее рюкзачком, огляделся, проверяя, что никто на нас вроде бы не смотрит и мимо не идет, и разжал руку. Рюкзачок демонессы упал на лежащую в кузове палатку и скатился в сторону, совсем без шума. Затем туда полетел рюкзак Маши и мой. Последними выпали карабины в чехлах, упавшие на мягкие мешки.
― Ну пошли.
Теперь, если мы пройдем мимо хозяина без багажа, он решит, что мы в трактир направились, даже если его кто-то попросил проследить за нами. Не думаю, конечно, но чем боги не шутят, особенно темные? И они же берегут опасливого.
Так и получилось. Когда мы прошли мимо хозяина, он лишь мельком глянул на нас ― и опять углубился в свои «Тверские ведомости». А мы вышли на крыльцо, быстро прошли вдоль стены дома и через несколько секунд уже расселись по местам.
Уже темнело, сумерки упали на Великоречье и становились гуще с каждой минутой. Надо было торопиться, если мы хотим выехать из села до того, как запрут ворота. «Час нечисти» приближался.
В воротах на нас посмотрели как на умалишенных, но ничего не сказали, выпустили даже без дополнительной проверки, хотя могли бы устроить. Выход за городские стены на ночь глядя явный признак или слабоумия, или злоумышления. Вполне нормально было бы придержать нас на выезде и повыяснять не торопясь: не случилось ли в городе чего? Не убили ли кого и не украли ли что-то? Очень уж странна такая торопливость. Ночь в поле, и тем более ― в лесу, принадлежит отнюдь не людям. И даже не тифлингам. Безопасными разве что эльфийские пущи можно считать, да и то исключительно для эльфов.
Едва мы выехали на укатанную колею дороги, как ворота у нас за спиной со скрипом начали закрываться. Люди запирались внутри своих селений, уступая землю ночным страхам. Здесь, в Великоречье, разница между ночью и днем столь разительна, что в старом мире никто бы и представить себе не мог такого. Дневные, светлые силы отступают, и с темнотой приходят силы ночные, враждебные.